МУЗЫКАЛЬНАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ Музыканты () 01.07.2000 

Елена Савицкая (журнал "Салон Audio Video")

СЕКРЕТНЫЙ КОД БИ-2
Первоначальный состав:


Шура «Би-2»(гитара, музыка), род. в Бобруйске, 1970
Лева «Би-2» (вокал, гитара, тексты)

Изменения в составе:

1995: + Виктория «Победа» Билоган (клавишные)
1998: + Питер Вудроб (бас-гитара)
1999: - Вудроб, - Билоган, + Вадим Ермолов (бас-гитара), + Григорий Габерман (ударные), + Николай Плявин (клавишные)
2000: - Ермолов, + Александр Любарский (бас)

Сегодня отечественный шоу-бизнес принимает все более цивилизованные формы. Российские отделения крупных зарубежных рекорд-компаний подписывают с нашими артистами контракты, составленные по всем западным стандартам в соответствии с российским авторским правом. Первыми ласточками на этом пути стали музыканты из группы «Би-2», подписавшие контракт с фирмой Sony Music Entertainment (нельзя не упомянуть и о «Маленьких помощниках мамы», приглянувшихся Warner Chappel). Путь группы «Би-2» к успеху был долгим и извилистым, но тем заслуженней их признание. Не так давно на лэйбле Epic состоялся релиз их второго альбома, песни с которого – «Полковнику никто не пишет», «Варвара», «Сердце», «Никто не придет» – у всех на слуху. Основатели «Би-2», Шура (гитары, музыка, бэк-вокал) и Лева (вокал, тексты, гитара) встретились с корреспондентом «Салона AV».

– Ребята, а как все начиналось?

Лёва: Родился я в Минске, там и познакомился с Шурой. Году в 1987-88 мы очень активно занимались театром. Шурик выступал в качестве режиссера, а я был актером. При Дворце пионеров мы пытались поставить несколько абсурдистских пьес, привнеся в них при этом элементы театра жестокости, которым тогда увлекался Шурик, читавший статьи продвинутых западных режиссеров. Поэтому в пьесе, которую мы поставили по мотивам произведений Бориса Виана, меня по-настоящему били, роняли, на сцене мы курили, и так далее. Естественно, руководству Дворца пионеров все это не понравилось, и нас с треском оттуда выгнали.

– И после этого вы решили заняться музыкой?

Л.: Да, после театра началось самое интересное. Поскольку играть никто не умел, кроме Шурика, который в музыкальном училище освоил баян и контрабас, мы решили, что будем исполнять панк-рок. В 1989 году мы считались открытием и надеждой Белоруссии. Тогда в Минске было две главные группы: «Ы-ы-ы» и наша, «Би-2», которая имела в своем составе человек 15, включая духовую секцию. Мы сделали большую программу, в которую тоже постарались внести элементы зрелищности: вытаскивали на сцену гробы, выходили на костылях, рвали подушки. Пели песни на остросоциальные темы.

– А как расшифровывается название вашей группы? Это как-то связано с военной авиацией?

Л.: Нет, не связано. Мы поменяли несколько названий, которые начинались на букву «Б» («Братья по оружию» и так далее). В конце концов осталась такая аббревиатура, своеобразный секретный код. Мы его добавляем к нашим именам – Лёва «Би-2» и Шура «Би-2». Фамилии свои мы афишировать не хотим, и не потому, что они какие-то некрасивые, просто у нас фишка такая.

- А как вы оказались заграницей?

Л.: Когда для Союза настали тяжелые времена, в Белоруссии стало совсем плохо, и люди начали линять за границу. В нас тоже проснулся романтический дух странствий. Мы не бежали от тяжелых экономических условий, нам было интересно мир повидать, открыть что-то новое. Мы с Шуриком поскитались, пожили какое-то время в Израиле, потом он уехал в Австралию, а я отправился служить в израильскую армию. В Австралии Шурик начал заниматься музыкой, играл с местными рок-н-рольными проектами, сначала на басу, потом купил очень хорошую гитару Gibson, и к тому моменту, как я приехал, он стал законченным гитаристом. У него уже была готова музыка на целый альбом, к которой я сделал тексты.

– Речь идет об альбоме «Бесполая и грустная любовь»?

Шура: Да. Он был такого готического характера, абсолютно некоммерческий. Судьба этого альбома довольно трагична, потому что быть в Австралии и пытаться выпустить альбом в Москве – это очень трудно. Альбом не получил той известности, которую он заслуживает, и теперь мы хотим его переиздать.

– А как сложилось со вторым альбомом, который вышел сейчас?

Л.: Его мы тоже записали в Мельбурне, с австралийскими музыкантами. После записи отправились в Москву, чтобы воочию убедиться, что сможем здесь раскрутить свои песни. Это было почти год назад. Австралийцы с нами не поехали, потому что иностранцы в Россию ехать до сих пор боятся. Мы делали акустические концерты, а потом провели мудрую акцию: вытащили на дачу журналистов, под водку и шашлык спели им наши песни, и люди обратили на нас внимание. Стали искать здесь музыкантов. Переманили из группы «Жуки» бас-гитариста Вадима Ермолова, кроме того, к нам присоединились барабанщик Григорий Габерман (он работал с «Кварталом») и клавишник Николай Плявин. Они разучили материал, записанный на пластинке, конечно, внеся в него много своего. Первое наше крупное выступление состоялось в декабре прошлого года на фестивале «Нашествие» в Горбушке. 

– А может быть, спокойнее и проще было остаться там, писать англоязычные вещи, завоевывать австралийскую публику?

Л.: У нас был такой вариант. Но на первом месте стоял вопрос, что нам больше нравится. Объективно мы хотели делать материал на русском языке, чтобы чувствовать то, о чем мы поем, чтобы это были не просто синтетические переживания… Мы поняли, что наш слушатель – это русский слушатель. Вот так, из чистой любви к творчеству и поехали в Россию. 

– А как вы оказалась в поле внимания компании Sony Music?

Л.: Это случилось уже после того, как мы приехали в Москву. Все было очень просто и быстро – они услышали наши песни по радио, позвонили… Очень помог продюсер Александр «Хип» Пономарев. Юристы разработали контракт, построенный по мировым стандартам. И мы его подписали.

– Ваше самоощущение после этого как-то изменилось?

Л.: Я бы не сказал. Нужно проще относится к таким вещам. Что касается денег – мы не можем называть себя богатыми людьми. Для этого должна кардинально измениться ситуация во всей России. Музыканты зависят от концертных выступлений, а у слушателей порой просто нет денег, чтобы пойти на концерт. Кроме того, очень мешают пираты, обрезающие музыкантам одну из важнейших статей дохода. 

– Давайте вернемся к австралийскому периоду. Каковы были ваши первые впечатления от записи в заграничной студии?

Л.: Первый раз, как, наверное, при любой записи, я очень нервничал, и мне пришлось повторить свое гитарное соло (а дебютировал я как гитарист) раз 14. Зато во второй раз все было уже знакомо, я уже знал, где стоит чай, где лежат порнографические журналы… Да, что вы смеетесь, там во всех студиях лежат стопки порнографических журналов, надо же музыкантам как-то расслабляться! А если серьезно, работа с австралийцами, в хорошей студии нам очень много дала, хотя мы ко всему приходили самостоятельно. Если бы с нами сидел какой-то дяди и указывал, что делать, мы бы ничего не добились. 

– Значит, у вас не было никакого «дяди»?

Л.: Да, мы продюсировали себя сами. Если хочешь быть ни на кого не похожим, надо этим заниматься самому. Конечно, этот путь усеян ошибками, в том числе и потерей денег, но иначе нельзя. К своему материалу относишься очень жестко, не давая себе послаблений. Кстати, я не понимаю, почему все говорят, что мы похожи на «Агату Кристи». У нас с ними хорошие отношения, мы не отказываемся быть их молочными братьями, но похожего, как мне кажется, мало, то есть практически ничего. 

– Вы делаете акцент на гитарный саунд, при этом в вашей музыке есть какая-то минималистичность, все очень точно выверено…

Л.: Все дело в том, что у меня папа математик. Потом, мы играем-то не очень хорошо, поэтому приходится находить какие-то точные, нужные ноты, а не бегать пальцами по грифу.

Ш.: Достоинство всех наших соло в том, что их можно просвистеть.

– Шутки шутками, а ваши музыкальные темы действительно очень легко запоминаются. Лично мне просто въелся в душу гитарный проигрыш из песни «Серебро». В нем так много русского… 

Ш.: Да, такое ощущение, что его исполняет гитарист, который все на свете уже повидал… Тут, на самом деле, сказалось воздействие Джорджа Бенсона, которого в тот момент мы активно слушали.

– А как насчет влияния гранджа в «Полковнике»?

Л.: Да, наверное, что-то есть. Мы сначала боялись делать ревущий гитарный звук на всю песню, потому что не думали, что он подойдет к русскому тексту. Такой звук больше характерен для Запада, где были Nirvana, где есть Smashing Pumpkins…

– А как вы познакомились с музыкантами из группы INXS?

Ш.: Пошли мы как-то в туалет...

Л.: На самом деле это было весело. Мы поехали в Сидней делать мастеринг, и попали на очень крутую студию «301». Тамошний звукорежиссер работал с Ником Кейвом, с Savage Garden… А по коридорам запросто ходили ребята из INXS. Как-то их басист вошел в нашу студию и стал слушать. У нас в тот момент были определенные проблемы с саундом. Звукооператор, несмотря на свой опыт, никак не мог справиться со спецификой русского языка, поскольку он требует более яркой, выпуклой подачи голоса, который не должен теряться в инструментальной массе. И музыканты INXS советом помогли разрешить эти трудности, как-то они в это врубились. Кстати, австралийская модель звука мне нравится очень сильно – начиная от AC/DС и заканчивая тем же Кейвом. Есть в австралийском саунде какая-то прозрачность, кристальная чистота, которой нет ни в брит-попе, ни, тем более, у американцев.

– У них там и напряжение в сети, наверное, другое?

Ш.: Да, там 240 вольт, а не 220, поэтому все и играют так быстро.

– А кто прописывал партии духовых инструментов?

Ш.: Наш австралийский друг Эдам Симмонс, который тогда был начинающим саксофонистом, а сейчас он живет в Америке, преподает в колледже Майлза Дэвиса. 

Л.: Но все дудочные партии придумывали мы сами.

– Мне кажется, что духовые очень здорово вписались в ваш саунд, придав ему какой-то южный оттенок.

Л.: В песне «Мой друг» мы даже попытались передать атмосферу латиноамериканской вечеринки, позвали всех, кто находился в студии, заставили их петь и хлопать в ладоши, и наложили эту запись 8 или 10 раз.

– А барабаны у вас записаны живые или электронные?

Ш.: В основном мы пользовались сэмплированными звуками, в частности, сделанными таким известным барабанщиком, как Стив Гэдд.

– В основе вашего альбома лежит какая-то концепция? 

Л.: Мы хотели рассказать историю, песня сочинялась к песне. Альбом – это же рассказ, в котором есть свое начало, развитие, кульминация. Хотелось, чтобы это было нечто вроде постановки, вызывало какие-то визуальные ассоциации...

– Мне кажется, в ваших песнях очень сильна гражданственная тематика.

Л.: Вы, по-моему, первый человек, который об этом говорит, потому что обычно нас спрашивают: «А почему у вас все песни такие грустные?» Между тем гражданственная тематика действительно имеет для нас огромное значение. Может быть, понятие Родины для нас потеряло свой пафосный смысл, сейчас для нас Родина – этой весь земной шар. Много близких, дорогих для нас людей живут в разных уголках земного шара, много есть мест, в которых когда-то было хорошо. Наверное, эти места и есть Родина. Если вы спросите меня, мог бы я в случае войны воевать за Россию, я отвечу, что смог бы. Смог бы я воевать за Австралию – да. За Израиль – смог бы. Но если вы спросите, смог бы я воевать за Израиль против России – то я отвечу, что в такой войне я бы не участвовал.

– В ваших песнях очень много военных образов…

Л.: Да, и это несмотря на то, что мы всегда были пацифистами. У меня перед глазами пример – мой брат, который прошел Афганистан и сильно психологически поломался, я его очень люблю, но близкий контакт с ним оказался потерян. Я старался убежать от армии в Белоруссии, но попал в нее в Израиле. Считается, что армию должен пройти каждый мужчина, что это школа мужества… Я прошел армию, и ничего в моей жизни не поменялось. Но в Израиле повседневная жизнь – это армия, потому что там очень напряженная ситуация с арабскими террористами. Война происходит на улице, взрываются автобусы, здания, каждый человек может погибнуть в любой момент.

– Подобное недавно происходило в Москве, поэтому получается, что ваши песни – и о нашей российской действительности…

Л.: Получается, что так. Мы очень уважаем людей, которые отстаивают российские интересы в Чечне. Террористов надо усмирять. Это преступники.

– А каков герой ваших песен? Мне кажется, он похож на маркесовского Полковника – уставший, много переживший, но не сломленный…

Л.: Я бы сказал, что наш герой соприкасается с одиночеством. Тут даже не обязательно проводить аналогии с произведениями Маркеса. Просто иногда начинаешь чувствовать одиночество, даже физически, и не потому, что тебя никто не любит и ты никому не нужен. Это осознанное одиночество, необходимое для творчества.

– А лирическая, любовная линия в вашем альбоме – песни «Варвара», «Сердце»? В них чувствуется какая-то ирония…

Л.: Конечно, в них есть доля ирония. К трагическим вещам надо относится иронически, это помогает жить. Я не буду вдаваться в свои любовные истории, у каждого из нас могут быть какие-то травмы, бередить раны надо аккуратно. Кстати, фраза «Ты разбиваешь мое сердце» – из моего любимого кинофильма: героиня бросает ее своему возлюбленному после того, как узнает, что его шикарная машина – краденая. 

– Вы чувствуете ответственность за свою аудиторию?

Л.: Это основная проблема, которая сейчас стоит перед нами. Раньше казалось, что можно просто петь свои песни – кому-то нравится, кому-то нет. Но потом увидели своих поклонников и поклонниц в лицо, и поняли, что за них надо отвечать. Потому что люди начинают любить тебя, и самое страшное, когда ты эту любовь не принимаешь. Нельзя отказывать в любви, нельзя расслабляться. 

– Расскажите о вашей работе в фильме «Брат-2».

Л.: Там мы появляемся в роли самих себя, по сценарию мы играем в американском клубе, куда приходит главный герой. А еще на протяжении всей картины звучат наши песни. Сам фильм получился очень веселым, добрым и патриотическим. Думаю, он станет классикой, и с его помощью мы войдем в историю. 

– И последний вопрос: какие у вас планы?

Ш.: Мы думаем о записи третьего альбома, к которой планируем приступить уже в конце лета. Записывать его будем здесь, в России, поэтому сейчас подыскиваем студию.

   

архив
  новостей за:
2002 год
2001 год

 
 
 
Hosted by uCoz