|
|
|
|
МУЗЫКАЛЬНАЯ
ЭНЦИКЛОПЕДИЯ Музыканты ()
01.07.2000
Елена
Савицкая (журнал "Салон Audio Video")
СЕКРЕТНЫЙ КОД БИ-2
Первоначальный состав:
Шура «Би-2»(гитара, музыка), род. в
Бобруйске, 1970
Лева «Би-2» (вокал, гитара, тексты)
Изменения в составе:
1995: + Виктория «Победа» Билоган (клавишные)
1998: + Питер Вудроб (бас-гитара)
1999: - Вудроб, - Билоган, + Вадим Ермолов (бас-гитара),
+ Григорий Габерман (ударные), + Николай
Плявин (клавишные)
2000: - Ермолов, + Александр Любарский (бас)
Сегодня
отечественный шоу-бизнес принимает все
более цивилизованные формы. Российские
отделения крупных зарубежных рекорд-компаний
подписывают с нашими артистами
контракты, составленные по всем
западным стандартам в соответствии с
российским авторским правом. Первыми
ласточками на этом пути стали музыканты
из группы «Би-2», подписавшие контракт с
фирмой Sony Music Entertainment (нельзя не
упомянуть и о «Маленьких помощниках
мамы», приглянувшихся Warner Chappel). Путь
группы «Би-2» к успеху был долгим и
извилистым, но тем заслуженней их
признание. Не так давно на лэйбле Epic
состоялся релиз их второго альбома,
песни с которого – «Полковнику никто не
пишет», «Варвара», «Сердце», «Никто не
придет» – у всех на слуху. Основатели «Би-2»,
Шура (гитары, музыка, бэк-вокал) и Лева (вокал,
тексты, гитара) встретились с
корреспондентом «Салона AV».
– Ребята, а как все начиналось?
Лёва:
Родился я в Минске, там и познакомился с
Шурой. Году в 1987-88 мы очень активно
занимались театром. Шурик выступал в
качестве режиссера, а я был актером. При
Дворце пионеров мы пытались поставить
несколько абсурдистских пьес, привнеся
в них при этом элементы театра
жестокости, которым тогда увлекался
Шурик, читавший статьи продвинутых
западных режиссеров. Поэтому в пьесе,
которую мы поставили по мотивам
произведений Бориса Виана, меня по-настоящему
били, роняли, на сцене мы курили, и так
далее. Естественно, руководству Дворца
пионеров все это не понравилось, и нас с
треском оттуда выгнали.
– И после этого вы решили заняться
музыкой?
Л.: Да, после театра
началось самое интересное. Поскольку
играть никто не умел, кроме Шурика,
который в музыкальном училище освоил
баян и контрабас, мы решили, что будем
исполнять панк-рок. В 1989 году мы
считались открытием и надеждой
Белоруссии. Тогда в Минске было две
главные группы: «Ы-ы-ы» и наша, «Би-2»,
которая имела в своем составе человек 15,
включая духовую секцию. Мы сделали
большую программу, в которую тоже
постарались внести элементы
зрелищности: вытаскивали на сцену гробы,
выходили на костылях, рвали подушки.
Пели песни на остросоциальные темы.
– А как расшифровывается название
вашей группы? Это как-то связано с
военной авиацией?
Л.: Нет, не связано. Мы
поменяли несколько названий, которые
начинались на букву «Б» («Братья по
оружию» и так далее). В конце концов
осталась такая аббревиатура,
своеобразный секретный код. Мы его
добавляем к нашим именам – Лёва «Би-2» и
Шура «Би-2». Фамилии свои мы афишировать
не хотим, и не потому, что они какие-то
некрасивые, просто у нас фишка такая.
- А как вы оказались заграницей?
Л.: Когда для Союза
настали тяжелые времена, в Белоруссии
стало совсем плохо, и люди начали линять
за границу. В нас тоже проснулся
романтический дух странствий. Мы не
бежали от тяжелых экономических условий,
нам было интересно мир повидать, открыть
что-то новое. Мы с Шуриком поскитались,
пожили какое-то время в Израиле, потом он
уехал в Австралию, а я отправился
служить в израильскую армию. В Австралии
Шурик начал заниматься музыкой, играл с
местными рок-н-рольными проектами,
сначала на басу, потом купил очень
хорошую гитару Gibson, и к тому моменту, как
я приехал, он стал законченным
гитаристом. У него уже была готова
музыка на целый альбом, к которой я
сделал тексты.
– Речь идет об альбоме «Бесполая и
грустная любовь»?
Шура: Да. Он был
такого готического характера, абсолютно
некоммерческий. Судьба этого альбома
довольно трагична, потому что быть в
Австралии и пытаться выпустить альбом в
Москве – это очень трудно. Альбом не
получил той известности, которую он
заслуживает, и теперь мы хотим его
переиздать.
– А как сложилось со вторым альбомом,
который вышел сейчас?
Л.: Его мы тоже
записали в Мельбурне, с австралийскими
музыкантами. После записи отправились в
Москву, чтобы воочию убедиться, что
сможем здесь раскрутить свои песни. Это
было почти год назад. Австралийцы с нами
не поехали, потому что иностранцы в
Россию ехать до сих пор боятся. Мы делали
акустические концерты, а потом провели
мудрую акцию: вытащили на дачу
журналистов, под водку и шашлык спели им
наши песни, и люди обратили на нас
внимание. Стали искать здесь музыкантов.
Переманили из группы «Жуки» бас-гитариста
Вадима Ермолова, кроме того, к нам
присоединились барабанщик Григорий
Габерман (он работал с «Кварталом») и
клавишник Николай Плявин. Они разучили
материал, записанный на пластинке,
конечно, внеся в него много своего.
Первое наше крупное выступление
состоялось в декабре прошлого года на
фестивале «Нашествие» в Горбушке.
– А может быть, спокойнее и проще было
остаться там, писать англоязычные вещи,
завоевывать австралийскую публику?
Л.: У нас был такой
вариант. Но на первом месте стоял вопрос,
что нам больше нравится. Объективно мы
хотели делать материал на русском языке,
чтобы чувствовать то, о чем мы поем,
чтобы это были не просто синтетические
переживания… Мы поняли, что наш
слушатель – это русский слушатель. Вот
так, из чистой любви к творчеству и
поехали в Россию.
– А как вы оказалась в поле внимания
компании Sony Music?
Л.: Это случилось уже
после того, как мы приехали в Москву. Все
было очень просто и быстро – они
услышали наши песни по радио, позвонили…
Очень помог продюсер Александр «Хип»
Пономарев. Юристы разработали контракт,
построенный по мировым стандартам. И мы
его подписали.
– Ваше самоощущение после этого как-то
изменилось?
Л.: Я бы не сказал.
Нужно проще относится к таким вещам. Что
касается денег – мы не можем называть
себя богатыми людьми. Для этого должна
кардинально измениться ситуация во всей
России. Музыканты зависят от концертных
выступлений, а у слушателей порой просто
нет денег, чтобы пойти на концерт. Кроме
того, очень мешают пираты, обрезающие
музыкантам одну из важнейших статей
дохода.
– Давайте вернемся к австралийскому
периоду. Каковы были ваши первые
впечатления от записи в заграничной
студии?
Л.: Первый раз, как,
наверное, при любой записи, я очень
нервничал, и мне пришлось повторить свое
гитарное соло (а дебютировал я как
гитарист) раз 14. Зато во второй раз все
было уже знакомо, я уже знал, где стоит
чай, где лежат порнографические журналы…
Да, что вы смеетесь, там во всех студиях
лежат стопки порнографических журналов,
надо же музыкантам как-то расслабляться!
А если серьезно, работа с австралийцами,
в хорошей студии нам очень много дала,
хотя мы ко всему приходили
самостоятельно. Если бы с нами сидел
какой-то дяди и указывал, что делать, мы
бы ничего не добились.
– Значит, у вас не было никакого «дяди»?
Л.: Да, мы
продюсировали себя сами. Если хочешь
быть ни на кого не похожим, надо этим
заниматься самому. Конечно, этот путь
усеян ошибками, в том числе и потерей
денег, но иначе нельзя. К своему
материалу относишься очень жестко, не
давая себе послаблений. Кстати, я не
понимаю, почему все говорят, что мы
похожи на «Агату Кристи». У нас с ними
хорошие отношения, мы не отказываемся
быть их молочными братьями, но похожего,
как мне кажется, мало, то есть
практически ничего.
– Вы делаете акцент на гитарный саунд,
при этом в вашей музыке есть какая-то
минималистичность, все очень точно
выверено…
Л.: Все дело в том, что
у меня папа математик. Потом, мы играем-то
не очень хорошо, поэтому приходится
находить какие-то точные, нужные ноты, а
не бегать пальцами по грифу.
Ш.: Достоинство всех
наших соло в том, что их можно
просвистеть.
– Шутки шутками, а ваши музыкальные
темы действительно очень легко
запоминаются. Лично мне просто въелся в
душу гитарный проигрыш из песни «Серебро».
В нем так много русского…
Ш.: Да, такое ощущение,
что его исполняет гитарист, который все
на свете уже повидал… Тут, на самом деле,
сказалось воздействие Джорджа Бенсона,
которого в тот момент мы активно слушали.
– А как насчет влияния гранджа в «Полковнике»?
Л.: Да, наверное, что-то
есть. Мы сначала боялись делать ревущий
гитарный звук на всю песню, потому что не
думали, что он подойдет к русскому
тексту. Такой звук больше характерен для
Запада, где были Nirvana, где есть Smashing Pumpkins…
– А как вы познакомились с музыкантами
из группы INXS?
Ш.: Пошли
мы как-то в туалет...
Л.: На самом деле это
было весело. Мы поехали в Сидней делать
мастеринг, и попали на очень крутую
студию «301». Тамошний звукорежиссер
работал с Ником Кейвом, с Savage Garden… А по
коридорам запросто ходили ребята из INXS.
Как-то их басист вошел в нашу студию и
стал слушать. У нас в тот момент были
определенные проблемы с саундом.
Звукооператор, несмотря на свой опыт,
никак не мог справиться со спецификой
русского языка, поскольку он требует
более яркой, выпуклой подачи голоса,
который не должен теряться в
инструментальной массе. И музыканты INXS
советом помогли разрешить эти трудности,
как-то они в это врубились. Кстати,
австралийская модель звука мне нравится
очень сильно – начиная от AC/DС и
заканчивая тем же Кейвом. Есть в
австралийском саунде какая-то
прозрачность, кристальная чистота,
которой нет ни в брит-попе, ни, тем более,
у американцев.
– У них там и напряжение в сети,
наверное, другое?
Ш.: Да, там 240 вольт, а
не 220, поэтому все и играют так быстро.
– А кто прописывал партии духовых
инструментов?
Ш.: Наш австралийский
друг Эдам Симмонс, который тогда был
начинающим саксофонистом, а сейчас он
живет в Америке, преподает в колледже
Майлза Дэвиса.
Л.: Но все дудочные
партии придумывали мы сами.
– Мне кажется,
что духовые очень здорово вписались в
ваш саунд, придав ему какой-то южный
оттенок.
Л.: В песне «Мой друг»
мы даже попытались передать атмосферу
латиноамериканской вечеринки, позвали
всех, кто находился в студии, заставили
их петь и хлопать в ладоши, и наложили
эту запись 8 или 10 раз.
– А барабаны у вас записаны живые или
электронные?
Ш.: В основном мы
пользовались сэмплированными звуками, в
частности, сделанными таким известным
барабанщиком, как Стив Гэдд.
– В основе вашего альбома лежит какая-то
концепция?
Л.: Мы хотели
рассказать историю, песня сочинялась к
песне. Альбом – это же рассказ, в котором
есть свое начало, развитие, кульминация.
Хотелось, чтобы это было нечто вроде
постановки, вызывало какие-то
визуальные ассоциации...
– Мне кажется, в ваших песнях очень
сильна гражданственная тематика.
Л.: Вы, по-моему,
первый человек, который об этом говорит,
потому что обычно нас спрашивают: «А
почему у вас все песни такие грустные?»
Между тем гражданственная тематика
действительно имеет для нас огромное
значение. Может быть, понятие Родины для
нас потеряло свой пафосный смысл, сейчас
для нас Родина – этой весь земной шар.
Много близких, дорогих для нас людей
живут в разных уголках земного шара,
много есть мест, в которых когда-то было
хорошо. Наверное, эти места и есть Родина.
Если вы спросите меня, мог бы я в случае
войны воевать за Россию, я отвечу, что
смог бы. Смог бы я воевать за Австралию –
да. За Израиль – смог бы. Но если вы
спросите, смог бы я воевать за Израиль
против России – то я отвечу, что в такой
войне я бы не участвовал.
– В ваших
песнях очень много военных образов…
Л.: Да, и это несмотря
на то, что мы всегда были пацифистами. У
меня перед глазами пример – мой брат,
который прошел Афганистан и сильно
психологически поломался, я его очень
люблю, но близкий контакт с ним оказался
потерян. Я старался убежать от армии в
Белоруссии, но попал в нее в Израиле.
Считается, что армию должен пройти
каждый мужчина, что это школа мужества…
Я прошел армию, и ничего в моей жизни не
поменялось. Но в Израиле повседневная
жизнь – это армия, потому что там очень
напряженная ситуация с арабскими
террористами. Война происходит на улице,
взрываются автобусы, здания, каждый
человек может погибнуть в любой момент.
– Подобное
недавно происходило в Москве, поэтому
получается, что ваши песни – и о нашей
российской действительности…
Л.: Получается, что
так. Мы очень уважаем людей, которые
отстаивают российские интересы в Чечне.
Террористов надо усмирять. Это
преступники.
– А каков герой ваших песен? Мне
кажется, он похож на маркесовского
Полковника – уставший, много переживший,
но не сломленный…
Л.: Я бы сказал, что
наш герой соприкасается с одиночеством.
Тут даже не обязательно проводить
аналогии с произведениями Маркеса.
Просто иногда начинаешь чувствовать
одиночество, даже физически, и не потому,
что тебя никто не любит и ты никому не
нужен. Это осознанное одиночество,
необходимое для творчества.
– А лирическая, любовная линия в вашем
альбоме – песни «Варвара», «Сердце»? В
них чувствуется какая-то ирония…
Л.: Конечно, в них
есть доля ирония. К трагическим вещам
надо относится иронически, это помогает
жить. Я не буду вдаваться в свои любовные
истории, у каждого из нас могут быть
какие-то травмы, бередить раны надо
аккуратно. Кстати, фраза «Ты разбиваешь
мое сердце» – из моего любимого
кинофильма: героиня бросает ее своему
возлюбленному после того, как узнает,
что его шикарная машина – краденая.
– Вы чувствуете ответственность за
свою аудиторию?
Л.: Это основная
проблема, которая сейчас стоит перед
нами. Раньше казалось, что можно просто
петь свои песни – кому-то нравится, кому-то
нет. Но потом увидели своих поклонников
и поклонниц в лицо, и поняли, что за них
надо отвечать. Потому что люди начинают
любить тебя, и самое страшное, когда ты
эту любовь не принимаешь. Нельзя
отказывать в любви, нельзя
расслабляться.
– Расскажите о вашей работе в фильме «Брат-2».
Л.:
Там мы появляемся в роли самих себя, по
сценарию мы играем в американском клубе,
куда приходит главный герой. А еще на
протяжении всей картины звучат наши
песни. Сам фильм получился очень веселым,
добрым и патриотическим. Думаю, он
станет классикой, и с его помощью мы
войдем в историю.
– И последний вопрос: какие у вас планы?
Ш.: Мы думаем о записи
третьего альбома, к которой планируем
приступить уже в конце лета. Записывать
его будем здесь, в России, поэтому сейчас
подыскиваем студию.
|
|
|
